[kos9i40k]

Он был один.
Знаете, обычно на пляже все с кем-то. Если ты один, то ты подозрителен. На пляже можно быть одетым как угодно и делать что угодно, но нельзя быть одним.
И, как будто вопреки всем условиям, он был один. Это сразу босалось в глаза. Он лежал на песке немигая и смотрел в небо. Никто не видел его глаз, но он всем видом своим показывал, что неотрывно, с невозможным для живого человека усердием, смотрит в небо.
Как будто ищет там что-то, как будто там есть для него спасение....
А пляж жил своей жизнью. Люди приходили и уходили, что, впрочем, его полностью устраивало. Ему было все равно, что делают эти смертные существа, сам же он давно уже не принадлежал к их числу.
И именно своей отчужденностью и некоторым несоответствием обстановке он и привлек мое мнение. Я гулял вдоль пляжа. Я не был один, но един. Оставляя за собой две цепочки следов я шел по пляжу. Я какраз полностью соответствовал обстановке и поэтому мог скользить между морем и песком не привлекая внимания.
Впрочем почему именно Он и Я? Просто потому что здесь не будет больше действующих лиц. Он, я и они. Ах да, они. Они-все остальные. Они--это те, кто неинтересен и обыкновенен. Конечно есть еще море и песок, но в данном очерке первозданные силы-пассивные наблюдатели. Антураж и обстановка(ирония).
Вернемся на пляж. Солнце поднималось все выше над горизонтом. Я сидел на камушке и слушал случайную музыку. Периодически поглядывая на Него, я размышлял над безразличием и роком. Впрочем, я мог бы размышлять о чем угодно, его отношение ко мне бы не изменилось. Ведь это он, а не я, здесь главный герой, ведь это о нем молчал весь пляж, хотя именно его на пляже заметили все.
Человека, как сказали бы все, с неестественно-голубым оттенком кожи, бледным лицом и блеклыми глазами. Он лежал тут уже довольно давно. Как я узнал позже, мой друг вышел с ним из воды часа четре назад, а иначе тот бы плавал там еще довольно долго. С тех пор Он так и лежит на пляже, укрытый простыней. За то время, которое он провел в воде, кожа успела впитать много влаги и разбухнуть, что не прибавляло ему привлекательности.
Так, сидя на камне и наблюдая Его и море, я понемногу стал вспоминать вечер накануне. Около 11-ти вечера какой-то части меня захотелось сока, и я прервал чтение очередной книги для того, чтобы удовлетворить очередное желание взбесивщегося на отыхе организма. Но когда я вышел на улицу я ошалел от увиденного представления. Свет ярких ламп, украшающих вечерние развлечения, свет галогеновых ламп, свет прожекторов и даже свет маяка был затмлен вспышками стихии воздуха.
Я затаил дыхание и считал, сколько времени пройдет от момента прихода света до момента прихода звука ко мне. Грома не было. Небо, будто взбесилось, блескало молниями. Молнии не били в море. Прямо над морем шел плотный слой облаков. Высоко в небе, под самыми зездами был такойже. И между этими двумя плоскостями, как между небом и землей, шла война и мелькали молнии. Эффект дополнялся тем, что не всегда можно было однозначно сказать, какая же плоскость дала начало той или иной молнии.
Я забежал обратно, максимально разделся, и рванул к морю. Благо идти было пару минут.Буквально через минуту я был на берегу и неотрывно наблюдал за происходящим спектаклем. На моих глазах стихия показывала, если не всю свою мощь, то большую её часть. Молнии сверкали с частотой мгновений, пролетающих куда-то назад, в историю. Облака двигались в сторону побережья с моря. Как казалось всем-мерно и спокойно. Все вышли на берег поглазеть. Дискотеки и рестораны были покинуты.
Люди, как и тысячи лет назад, любовались силой первозданной стихии. НО время шло, а тучи приближались. Внезапно, также внезапно как и наступление зимы в декабре, налетел ветер. Ветер мгновенно прогнал дневной зной и принес с собой вечернюю прохладу.Пошел дождь. Но слово "пошел" тут слабо уместно, дождь упал. Сразу сильный и наклонный, Он хлестал дерзнувших бесплатно наслаждаться самым диковинным в мире шоу. Немногие из нас тогда покинули берег. Все таки наш человек еще не полностью адаптировался к пятизвездочным отелям.
Все усиливалось. Ветер, дождь, напряжение, радость, и, наконец, казалось, будто сама стихия усилила свой напор на прибрежную зону. Ветер больше не ласкал тела, призывая пуститься с ним в беспечный танец. Теперь он рвал покров тепла над кожей и швырял пригоршни воды на беззащитное тело. Именно тогда большинство отдыхающих поспешило укрыться за крепкими стенами гостиниц и арендованных для отдыха домиков. У моря остались лишь те, кто не мог остановиться, радуясь силе природы, или те, кто хотел кому-то что-то доказать.
Дождь стал почти горизонтальным. Мысли стали путаться. Часть меня предпочла в данный момент покинуть становящееся опастным место и обратиться к другой первозданной силе за помощью-огню. Ей хотелось тепла и защиты. Я не мог её удерживать. Другую же часть меня драло на части от приближающегося экстаза единения природой и ощущения вседозволенности решения судьбы.И тогда я разделился. Сила и отвага не могла ни уступить ни превозмочь ответственность и расчетливость. Безрассудство с грустью взглянуло на разум, бегущий проч от моря.
Имено в этот момент ветер достиг дсотаточной силы, чтобы перевернуть небольшой домик. Это быол тир, мы все его прекрастно знали. Тир приподняло, вытащило из земли сваи, и, как бы лениво, нехотя и вольяжно переверуло в воздухе. Из него посыпались мишени, пакеты и бумага. Избавившись отлишнего груза, ветер понес тир над землей в сторону домов и стоянки. Я уже испугался, не накроет ли стихия сей деревяной постройкой мою несомненно умнейщую половинку.
Но забор был крепок, он выдержал удар стихии. Стенобитное орудие раскоролось пополам и обнажилоо погнутые стальные ребра. Как ребра мертвого зверя они торчали над изломаной конструкцией тира. Еще недавно яркого и привлекательного, а теперь мертвого и отвратительного. Ветер аккуратно уронил труп сразу за забором. Тир, как сломанная игрушка, пролежал там до утра.
Ветер продолжал усиливаться. Теперь дождь был полностью горизонтальным и дополнялся пеной, белой морской пеной, поднятой с гребней волн. Солоноватый вкус ощущался отчетливо на губах и языке. Глаза привратились в узеньнкие щелочки, но все равно пропускали некоторые брызги. Удары дождя царапали кожу и отзывались болью. Неверьте, если скажут,что это как показывания сотни иголок, нет. Это удары. мелкие и точные они били также больно как боксер, но перчатки у них были маленьких размеров. От них не было защиты. Не было такого блока, который бы мог их все заблокировать. Они били часто и больно. Я осмотрелся. на пляже давно уже никого не было. Я улыбнулся тому, что теперь точно можно никого не стесняться и начал читать поэму Буре. То что это была Она я узнал по тому, как глубоко попадают её удары, и потому что от них не остается синяков. Она била по-девичьи нежно, по-девичьи сочно. Я стоял и читал ей поэму, которую сочинял прямо сейчас и здесь. Оду её силе и красоте, оду мощи её чувств и своих. Оду о любви к силе.
Тогда уйти, закрыться или просто подставить спину ознаало предательство и было хуже смерти. Я стоял, смотрел и видел, видел её, видел всю её суть. Я не знал когда ветер перестанет усиливаться и перестанет ли вообще, но волновало тогда только то, сколько я еще смогу простоять под порывами силы и смогу ли я её выдержать. Волна облаков захлестнула меня. Теперь вспышек уже не было видно. Вода поднялась уже до колен, но я не могу сойти с места. Простояв на одном месте около часа, я уже не могу сойти с него.
На секунду я пожалел, что в данный момент времени, здесь и сейчас присутствую не весь я, что какаято моя часть сидит в тепле и нервничает обо мне. Я тутже отбросил эту мысль. Здесь и сейчас я должен быть только с ней, иначе она порвет меня, поднимит, завертит и бросит, как тир. И тогда уже мои кости будут торчать отвратительно мертвыми...
И тогда, наконецто я услышал его. Это был гром. Это был не раскат грома, а одиночный выстрел. Одна молния, как падающий на добычу сокол, прорвалась сквозь плоскость нижних тучь и ударила в песок, метрах в десяти от меня по правую руку. Отнеожиданности я присел и расставил руки, как будто это означало землятресение и надо было держать равновесие. Осознав произошедшее, я обругал себя и выпрямился во весь рост, готовый встретить удар судьбы бронебойной макушкой.
Но, Буря решила что с испытанием я справился. Пропал ветер, унеся с собой дождь. Именно сейчас я понял, какая теплая вода в море. Она была ласковой и идеально теплой. Если вы думаете что метровые волны не могут быь ласковыми, вы глубоко заблуждаетесь и мне вас жаль. Такую температуру нельзя вывести в ванной или подогреть в чайнике. Такая вода бывает только в море, когда её много, и для остывания на один градус ей нужно несколько часов. Она звала и манила меня, как постель новобрачных.
Я скинул шорты и тапки под мешок с песком и нагой нырнул в голубое постельное белье с белыми кружевными оборочками....... Через 4 часа я воссоединился с собой полностью за чашкой чая. первый раз я уснул на море быстро спокойно. На утро я проснуля таким же выспавшимся, как и в первый день жизни. А Буря ушла дальше, впрочем, далеко она не ушла, бросив остатки своих сил на прибрежную зону. Там и тогда мы оба выдохлись, но у неё не было второй половинки, которая бы ждала её на небе. Именно поэтому это была её последняя ночь.
И я горд, что мы провели её вместе.
Я поневоле улыбался, вспоминая вчерашнее перерождение. Ничем другим это назвать нельзя, и именно вторым рождением называли это все, кому я рассказывал, с кем я провел ночь. А вот он уже не мог забыть Её. Я не знаю, что Он сделал, почему и как, но Он был абсолютно нагой, как и я шесть часов назад. Видимо его, как и Бурю, никто не ждал. Поэтому для них обоих эта ночь была последней.
Он был мертв.